КИММЕРИЙСКИЕ СУМЕРКИ
Константину Федоровичу Богаевскому
I.
ПОЛЫНЬ
Костёр мой догорал на берегу пустыни.
Шуршали шелесты струистого стекла.
И горькая душа тоскующей полыни
В истомной мгле качалась и текла.
В гранитах скал - надломленные крылья.
Под бременем холмов - изогнутый хребет.
Земли отверженной застывшие усилья.
Уста Праматери, которым слова нет!
Дитя ночей призывных и пытливых,
Я сам - твои глаза, раскрытые в ночи
К сиянью древних звезд, таких же
сиротливых,
Простерших в темноту зовущие лучи.
Я сам - уста твои, безгласные как камень!
Я тоже изнемог в оковах немоты.
Я - свет потухших солнц, я - слов
застывший пламень,
Незрячий и немой, бескрылый, как и ты.
О мать-невольница! На грудь твоей пустыни
Склоняюсь я в полночной тишине...
И горький дым костра, и горький дух полыни,
И горечь волн - останутся во мне.
1906
II
Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель...
По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.
По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
И лежит земля страстная в черных ризах и орарях.
Припаду я к острым щебням, к серым срывам
размытых гор,
Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,
Обовью я чебром, мятой и полынью седой чело.
Здравствуй, ты, в весне распятый, мой
торжественный Коктебель!
1907
III
Темны лики весны. Замутились влагой долины,
Выткали синюю даль прутья сухих тополей.
Тонкий снежный хрусталь опрозрачил дальние горы.
Влажно тучнеют поля.
Свивши тучи в кудель и окутав горные щели,
Ветер, рыдая, прядет тонкие нити дождя.
Море глухо шумит, развивая древние свитки
Вдоль по пустынным пескам.
1907
IV
Старинным золотом и желчью напитал
Вечерний свет холмы. Зардели, красны, буры,
Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.
В огне кустарники, и воды как металл.
А груды валунов и глыбы голых скал
В размытых впадинах загадочны и хмуры.
В крылатых сумерках - намеки и фигуры...
Вот лапа тяжкая, вот челюсти оскал,
Вот холм сомнительный, подобный вздутым
ребрам.
Чей согнутый хребет порос, как шерстью,
чебром?
Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
Здесь душно в тесноте... А там - простор, свобода,
Там дышит тяжело усталый Океан
И веет запахом гниющих трав и йода.
1907
V
Здесь был священный лес. Божественный гонец
Ногой крылатою касался сих прогалин.
На месте городов ни камней, ни развалин.
По склонам бронзовым ползут стада овец.
Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
В зелёных сумерках таинственно-печален.
Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
Кто знает путь богов - начало и конец?
Размытых осыпей, как прежде, звонки щебни,
И море древнее, вздымая тяжко гребни,
Кипит по отмелям гудящих берегов.
И ночи звездные в слезах проходят мимо,
И лики темные отвергнутых богов
Глядят и требуют, зовут... неотвратимо.
1907
VI
Равнина вод колышется широко,
Обведена серебряной каймой.
Мутится мысль, зубчатою стеной
Ступив на зыбь расплавленного тока.
Туманный день раскрыл златое око,
И бледный луч, расплесканный волной,
Скользит, дробясь над мутной глубиной,
То колос дня от пажитей востока.
В волокнах льна златится бледный круг
Жемчужных туч, и солнце, как паук,
Дрожит в сетях алмазной паутины.
Вверх обрати ладони тонких рук -
К истоку дня! Стань лилией долины,
Стань стеблем ржи, дитя огня и глины!
1907
VII
Над зыбкой рябью вод встает из глубины
Пустынный кряж земли: хребты скалистых
гребней,
Обрывы чёрные, потоки красных щебней -
Пределы скорбные незнаемой страны.
Я вижу грустные, торжественные сны -
Заливы гулкие земли глухой и древней,
Где в поздних сумерках грустнее и напевней
Звучат пустынные гекзаметры волны.
И парус в темноте, скользя по бездорожью,
Трепещет древнею, таинственною дрожью
Ветров тоскующих и дышащих зыбей.
Путём назначенным дерзанья и возмездья
Стремит мою ладью глухая дрожь морей,
И в небе теплятся лампады Семизвездья.
1907
VIII.
MARE INTERNUM
(Внутреннее море (лат.))
Я - солнца древний путь от красных скал
Тавриза
До темных врат, где стал Гераклов град -
Кадикс.
Мной круг земли омыт, в меня впадает Стикс,
И струйный столб огня на мне сверкает сизо.
Вот рдяный вечер мой: с зубчатого карниза
Ко мне склонились кедр и бледный тамариск.
Широко шелестит фиалковая риза,
Заливы чёрные сияют, как оникс.
Люби мой долгий гул и зыбких взводней змеи,
И в хорах волн моих напевы Одиссеи.
Вдохну в скитальный дух я власть дерзать и
мочь,
И обоймут тебя в глухом моем просторе
И тысячами глаз взирающая Ночь,
И тысячами уст глаголящее Море.
1907
IX.
ГРОЗА
Див
кличет по древию, велит
послушати
Волзе, Поморью,
Посулью,
Сурожу...
Запал багровый день. Над тусклою водой
Зарницы синие трепещут беглой дрожью.
Шуршит глухая степь сухим быльем и рожью,
Вся млеет травами, вся дышит душной мглой
И тутнет, гулкая. Див кличет пред бедой
Ардавде, Корсуню, Поморью, Посурожью, -
Земле незнаемой разносит весть Стрибожью:
Птиц стоном убуди и вста звериный вой.
С туч ветр плеснул дождём и мечется с испугом
По бледным заводям, по ярам, по яругам...
Тьма прыщет молнии в зыбучее стекло...
То, Землю древнюю тревожа долгим зовом,
Обида вещая раскинула крыло
Над гневным Сурожем и пенистым Азовом.
1907
X.
ПОЛДЕНЬ
Травою жесткою, пахучей и седой
Порос бесплодный скат извилистой долины.
Белеет молочай. Пласты размытой глины
Искрятся грифелем, и сланцем, и слюдой.
По стенам шифера, источенным водой,
Побеги каперсов; иссохший ствол маслины;
А выше за холмом лиловые вершины
Подъемлет Карадаг зубчатою стеной.
И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной,
И запах душных трав, и камней отблеск ртутный,
И злобный крик цикад, и клекот хищных птиц -
Мутят сознание. И зной дрожит от крика...
И там - во впадинах зияющих глазниц -
Огромный взгляд растоптанного Лика.
1907
XI.
ОБЛАКА
Гряды холмов отусклил марный иней.
Громады туч по сводам синих дней
Ввысь громоздят (все выше, все тесней)
Клубы свинца, седые крылья пиний,
Столбы снегов, и гроздьями глициний
Свивают вниз... Зной глуше и тусклей.
А по степям несется бег коней,
Как темный лет разгневанных Эриний.
И сбросил Гнев тяжелый гром с плеча,
И, ярость вод на долы расточа,
Отходит прочь. Равнины медно-буры.
В морях зари чернеет кровь богов.
И дымные встают меж облаков
Сыны огня и сумрака - Ассуры.
1909
XII.
СЕХМЕТ
Влачился день по выжженным лугам.
Струился зной. Хребтов синели стены.
Шли облака, взметая клочья пены
На горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
Чей голос с гор звенел сквозь знойный гам
Цикад и ос? Кто мыслил перемены?
Кто с узкой грудью, с профилем гиены
Лик обращал навстречу вечерам?
Теперь на дол ночная пала птица,
Край запада лудою распаля.
И персть путей блуждает и томится...
Чу! В теплой мгле (померкнули поля...)
Далеко ржет и долго кобылица.
И трепетом ответствует земля.
1909
XIII
Сочилась желчь шафранного тумана.
Был стоптан стыд, притуплена любовь...
Стихала боль. Дрожала зыбко бровь.
Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.
Был в свитках туч на небе явлен вновь
Грозящий стих закатного Корана...
И был наш день - одна большая рана,
И вечер стал - запекшаяся кровь.
В тупой тоске мы отвратили лица.
В пустых сердцах звучало глухо: 'Нет!'
И, застонав, как раненая львица,
Вдоль по камням влача кровавый след,
Ты на руках ползла от места боя,
С древком в боку, от боли долго воя...
Август 1909
XIV. ОДИССЕЙ В КИММЕРИИ
Лидии
Дм. Зиновьевой- Аннибал
Уж много дней рекою Океаном
Навстречу дню, расправив паруса,
Мы бег стремим к неотвратимым странам.
Усталых волн все глуше голоса,
И слепнет день, мерцая оком рдяным.
И вот вдали синеет полоса
Ночной земли и, слитые с туманом,
Излоги гор и скудные леса.
Наш путь ведет к божницам Персефоны,
К глухим ключам, под сени скорбных рощ
Раин и ив, где папоротник, хвощ
И черный тис одели леса склоны...
Туда идем, к закатам темных дней,
Во сретенье тоскующих теней.
17 октября 1907
Коктебель
Зеленый вал отпрянул и пугливо
Умчался вдаль, весь пурпуром горя...
Над морем разлилась широко и лениво
Певучая заря.
Живая зыбь, как голубой стеклярус.
Лиловых туч карниз.
В стеклянной мгле трепещет серый парус,
И ветр в снастях повис.
Пустыня вод... С тревогою неясной
Толкает челн волна.
И распускается, как папоротник красный,
Зловещая луна.
1904
Вещий крик осеннего ветра в поле.
Завернувшись в складки одежды темной,
Стонет бурный вечер в тоске бездомной,
Стонет от боли.
Раздирая тьму, облака, туманы,
Простирая алые к Ночи руки,
Обнажает Вечер в порыве муки
Рдяные раны.
Плачьте, плачьте, плачьте, безумцы ветры,
Над горой, над полем глухим, над пашней...
Слышу в голых прутьях, в траве вчерашней,
Вопли Деметры.
1908
Священных стран
Вечерние экстазы.
Сверканье лат
Поверженного Дня!
В волнах шафран,
Колышутся топазы,
Разлит закат
Озерами огня.
Как волоса,
Волокна тонких дымов,
Припав к земле,
Синеют, лиловеют,
И паруса,
Что крылья серафимов,
В закатной мгле
Над морем пламенеют.
Излом волны
Сияет аметистом,
Струистыми
Смарагдами огней...
О, эти сны
О небе золотистом!
О, пристани
Крылатых кораблей!..
1907
ОСЕНЬЮ
Рдяны краски,
Воздух чист;
Вьется в пляске
Красный лист, -
Это осень,
Далей просинь,
Гулы сосен,
Веток свист.
Ветер клонит
Ряд ракит,
Листья гонит
И вихрит
Вихрей рати.
И на скате
Перекати-Поле мчит.
Воды мутит,
Гомит гам,
Рыщет, крутит
Здесь и там -
По нагорьям,
Плоскогорьям,
Лукоморьям
И морям.
Заверть пыли
Чрез поля
Вихри взвили,
Пепеля;
Чьи-то руки
Напружили,
Точно луки,
Тополя.
В море прянет, -
Вир встает,
Воды стянет,
Загудeт,
Рвет на части
Лодок снасти,
Дышит в пасти
Пенных вод,
Ввысь, в червленый
Солнца диск -
Миллионы Алых брызг!
Гребней взвивы,
Струй отливы,
Коней гривы,
Пены взвизг...
1907
Коктебель
Поликсене
С.Соловьевой
Над горестной землей - пустынной и огромной,
Больной прерывистым дыханием ветров,
Безумной полднями, облитой кровью темной
Закланных вечеров, -
Свой лик, бессмертною пылающий тоскою,
Сын старший Хаоса, несешь ты в славе дня!
Пустыни времени лучатся под стезею
Всезрящего огня.
Колючий ореол, гудящий в медных сферах,
Слепящий вихрь креста - к закату клонишь ты
И гасишь темный луч в безвыходных пещерах
Вечерней пустоты.
На грани диких гор ты пролил пурпур гневный,
И ветры - сторожа покинутой земли -
Кричат в смятении, и моря вопль напевный
Теперь растет вдали.
И стали видимы средь сумрачной сини
Все знаки скрытые, лежащие окрест:
И письмена дорог, начертанных в пустыне,
И в небе числа звезд.
1909
Ек. Ал. Бальмонт
Возлюби просторы мгновенья,
Всколоси их звонкую степь,
Чтобы мигов легкие звенья
Не спаялись в трудную цепь.
Ах, как тяжко бремя свободы,
Как темны просторы степей!
Кто вернет темничные своды
И запястья милых цепей?
Что рук не свяжете?
Ног не подкосите?
На темной пажити
Меня не бросите?
Не веют крылья
Живых вестей
Здесь на развилье
Слепых путей.
Не зови того, кто уходит,
Не жалей о том, что прошло:
Дарит смерть, а жизнь лишь уводит...
Позабудь и знак, и число.
Ах, как дики эти излоги!
Как грустна вечерняя муть!..
Но иди: в полях без дороги
Пусть неверен будет твой путь.
Край одиночества,
Земля молчания...
Сбылись пророчества,
Свершились чаянья.
Под синей схимою
Простерла даль
Неотвратимую Печаль.
1908
Париж
КИММЕРИЙСКАЯ ВЕСНА
Моя земля хранит покой
Как лик иконы измождённый.
Здесь каждый след сожжён тоской,
Здесь каждый холм - порыв стеснённый.
Я вновь пришёл - к твоим ногам
Сложить дары своей печали,
Бродить по горьким берегам
И вопрошать морские дали.
Все так же пуст Эвксинский понт
И так же рдян закат суровый,
И виден тот же горизонт,
Текучий, гулкий и лиловый.
9 февраля 1910
Седым и низким облаком дол повит...
Чернильно-сини кручи лиловых гор.
Горелый, ржавый, бурый цвет трав.
Полосы йода и пятна желчи.
В морщине горной, в складках тисненых кож
Тускнеет сизый блеск чешуи морской.
Скрипят деревья. Вихрь траву рвет,
Треплет кусты и разносит брызги.
Февральский вечер сизой тоской повит.
Нагорной степью мой путь уходит вдаль.
Жгутами струй сечет глаза дождь.
Северный ветер гудит в провалах.
1910
К излогам гор душа влекома...
Яры, увалы, ширь полей...
Все так печально, так знакомо..
Сухие прутья тополей,
Из камней низкая ограда,
Быльем поросшая межа,
Нагие лозы винограда
На тёмных глыбах плантажа,
Лучи дождя и крики птичьи,
И воды тусклые вдали,
И это горькое величье
Весенней вспаханной земли...
12 февраля 1910
День молочно-сизый расцвел и замер;
Побелело море; целуя отмель,
Всхлипывают волны; роняют брызги
Крылья тумана.
Обнимает сердце покорность. Тихо...
Мысли замирают. В саду маслина
Простирает ветви к слепому небу
Жестом рабыни.
20 февраля 1910
Солнце! Твой родник
В недрах бьет по темным жилам..
Воззывающий свой лик
Обрати к земным могилам!
Солнце! Из земли
Руки черные простерты...
Воды снежные стекли,
Тали в поле ветром стерты.
Солнце! Прикажи
Виться лозам винограда.
Завязь почек развяжи
Властью пристального взгляда!
14 февраля 1910
Звучит в горах, весну встречая,
Ручьев прерывистая речь;
По сланцам стебли молочая
Встают рядами белых свеч.
А на полянах влажно-мшистых
Средь сгнивших за зиму листов
Глухие заросли безлистых
Лилово-дымчатых кустов.
И ветви тянутся к просторам,
Молясь Введению Весны,
Как семисвечник, на котором
Огни еще не зажжены.
16 февраля 1910
Облака клубятся в безднах зеленых
Лучезарных пустынь восхода,
И сбегают тени с гор обнаженных
Цвета роз и меда.
И звенит и блещет белый стеклярус
За Киик-Атламой костистой,
Плещет в синем ветре дымчатый парус,
Млеет след струистый.
Отливают волны розовым глянцем,
Влажные выгибая гребни,
Индевеет берег солью и сланцем,
И алеют щебни.
Скрыты горы синью пятен и линий -
Переливами перламутра...
Точно кисть лиловых бледных глициний,
Расцветает утро.
21 февраля 1910
Над синевой зубчатых чащ,
Над буро-глинистыми лбами
Июньских ливней темный плащ
Клубится дымными столбами.
Веселым дождевым вином,
Водами, пьяными, как сусло,
И пенно-илистым руном
Вскипают жаждущие русла.
Под быстрым градом тонких льдин
Стучат на крышах черепицы,
И ветки сизые маслин
В испуге бьют крылом, как птицы.
Дождь, вихрь и град - сечет, бьет, льет
И треплет космы винограда,
И рвется под бичами вод
Кричащая Гамадриада...
И пресных вод в песке морском
Встал дыбом вал, ярясь и споря,
И желтым ширится пятном
В прозрачной прозелени моря.
13 июня 1913
Сквозь облак тяжелые свитки,
Сквозь ливней косые столбы
Лучей золотистые слитки
На горные падают лбы.
Пройди по лесистым предгорьям,
По бледным полынным лугам
К широким моим плоскогорьям,
К гудящим волной берегам,
Где в дикой и пенной порфире,
Ложась на песок голубой,
Все шире, все шире, все шире
Развертывается прибой.
18 ноября 1919
Опять бреду я босоногий;
По ветру лоснится ковыль;
Что может быть нежней, чем пыль
Степной разъезженной дороги?..
На бурый стелется ковер
Полдневный пламень, сух и ясен,
Хрусталь предгорий так прекрасен,
Так бледны дали серых гор!
Соленый ветер в пальцах вьется...
Ах, жажду счастья, хмель отрав
Не утолит ни горечь трав,
Ни соль овечьего колодца...
16 октября 1919
Твоей тоской душа томима,
Земля утерянных богов!
Дул свежий ветр... Мы плыли мимо
Однообразных берегов.
Ныряли чайки в хлябь морскую,
Клубились тучи. Я смотрел,
Как солнце мечет в зыбь стальную
Алмазные потоки стрел,
Как с черноморскою волной
Азова илистые воды
Упорно месит ветр крутой
И, вестник близкой непогоды,
Развертывает свитки туч,
Срывает пену, вихрит смерчи,
И дальних ливней темный луч
Повис над берегами Керчи.
1912
Заката алого заржавели лучи
По склонам рыжих гор... и облачной галеры
Погасли паруса. Без края и без меры
Растет ночная тень. Остановись. Молчи.
Каменья зноем дня во мраке горячи.
Луга полынные нагорий тускло-серы.
И низко над холмом дрожащий серп Венеры,
Как пламя воздухом колеблемой свечи...
1913
Ветер с неба хлопья облак вытер,
Синим светом светит водоем,
Желтою жемчужиной Юпитер
Над седым возносится холмом.
Искры света в диске наклоненном -
Спутники стремительно бегут,
А заливы в зеркале зеленом
Пламена созвездий берегут.
А вблизи струя звенит о камень,
А внизу полет звенит цикад,
И гудит в душе певучий пламень
В синеве сияющих лампад.
Кто сказал: 'Змеею препояшу
И пошлю' ?..Ликуя и скорбя,
Возношу к верховным солнцам чашу,
Переполненную светами, - себя...
20 июня 1917
КАРАДАГ
1
Преградой волнам и ветрам
Стена размытого вулкана,
Как воздымающийся храм,
Встаёт из сизого тумана.
По зыбям меркнущих равнин,
Томимым неуёмной дрожью,
Направь ладью к её подножью
Пустынным вечером - один.
И над живыми зеркалами
Возникнет тёмная гора,
Как разметавшееся пламя
Окаменелого костра.
Из недр изверженным порывом,
Трагическим и горделивым,
Взметнулись вихри древних сил -
Так в буре складок, в свисте крыл,
В водоворотах снов и бреда,
Прорвавшись сквозь упор веков,
Клубится мрамор всех ветров -
Самофракийская Победа!
14 июня 1918
2
Над чёрно-золотым стеклом
Струистым бередя веслом
Узоры зыбкого молчанья,
Беззвучно оплыви кругом
Сторожевые изваянья,
Войди под стрельчатый намёт,
И пусть душа твоя поймёт
Безвыходность слепых усилий
Титанов, скованных в гробу,
И бред распятых шестикрылий
Окаменелых Керубу.
Спустись в базальтовые гроты,
Вглядись в провалы и пустоты,
Похожие на вход в Аид...
Прислушайся, как шелестит
В них голос моря - безысходней,
Чем плач теней... И над кормой
Склонись, тревожный и немой,
Перед богами преисподней...
...Потом плыви скорее прочь.
Ты завтра вспомнишь только ночь,
Столпы базальтовых гигантов,
Однообразный голос вод
И радугами бриллиантов
Переливающийся свод.
17 июня 1918
КОКТЕБЕЛЬ
Как в раковине малой - Океана
Великое дыхание гудит,
Как плоть её мерцает и горит
Отливами и серебром тумана,
А выгибы её повторены
В движении и завитке волны, -
Так вся душа моя в твоих заливах,
О, Киммерии тёмная страна,
Заключена и преображена.
С тех пор как отроком у молчаливых
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я - душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов.
Огнь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой, -
И сих холмов однообразный строй,
И напряжённый пафос Карадага,
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху - разбег, а мысли - меру дали.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поёт в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
6 июня 1918
ГОРОДА В ПУСТЫНЕ
Акрополи в лучах вечерней славы.
Кастилии нищих рыцарский покров.
Троады скорбь среди немых холмов.
Апулии зеркальные оправы.
Безвестных стран разбитые заставы.
Могильники забытых городов.
Размывы, осыпи, развалины и травы
Изглоданных волною берегов.
Озер агатовых колдующие очи.
Сапфирами увлажненные ночи.
Сухие русла, камни и полынь.
Теней Луны по склонам плащ зубчатый.
Монастыри в преддверии пустынь,
И медных солнц гудящие закаты...
24 октября 1916
ПУСТЫНЯ
И я был сослан в глубь степей,
И я изведал мир огромный
В дни страннической и бездомной
Пытливой юности моей.
От изумрудно-синих взморий,
От перламутровых озер
Вели ступени плоскогорий
К престолам азиатских гор,
Откуда некогда, бушуя,
Людские множества текли,
Орды и царства образуя
Согласно впадинам земли;
И, нисходя по склонам горным,
Селился первый человек
Вдоль по теченьям синих рек,
По тонким заводям озерным,
И оставлял на дне степей
Меж чернобыльника и чебра
Быков обугленные ребра
И камни грубых алтарей.
Как незапамятно и строго
Звучал из глубины веков
Глухой пастуший голос рога
И звон верблюжьих бубенцов,
Когда, овеянный туманом,
Сквозь сон миражей и песков,
Я шел с ленивым караваном
К стене непобедимых льдов.
Шел по расплавленным пустыням,
По непротоптанным тропам,
Под небом исступленно-синим
Вослед пылающим столпам.
А по ночам в лучистой дали
Распахивался небосклон,
Миры цвели и отцветали
На звездном дереве времен,
И хоры горних сил хвалили
Творца миров из глубины
Ветвистых пламеней и лилий
Неопалимой купины.
19 ноября 1919
Коктебель
Выйди на кровлю. Склонись на четыре
Стороны света, простерши ладонь...
Солнце... Вода... Облака... Огонь... -
Все, что есть прекрасного в мире...
Факел косматый в шафранном тумане...
Влажной парчою расплесканный луч...
К небу из пены простертые длани...
Облачных грамот закатный сургуч...
Гаснут во времени, тонут в пространстве
Мысли, событья, мечты, корабли...
Я ж уношу в свое странствие странствий
Лучшее из наваждений земли...
11 октября, 1924
КАЛЛИЕРА
Посв.
С.В.Шервинскому
По картам здесь и город был, и порт.
Остатки мола видны под волнами.
Соседний холм насыщен черепками
Амфор и пифосов. Но город стерт,
Как мел с доски, разливом диких орд.
И мысль, читая смытое веками,
Подсказывает ночь, тревогу, пламя
И рдяный блик в зрачках раскосых морд.
Зубец, над городищем вознесенный,
Народ зовет 'Иссыпанной короной',
Как знак того, что сроки истекли,
Что судьб твоих до дна испита мера,
Отроковица эллинской земли
В венецианских бусах - Каллиера!
18 ноября 1926
Фиалки волн и гиацинты пены
Цветут на взморье около камней.
Цветами пахнет соль... Один из дней,
Когда не жаждет сердце перемены.
И не торопит преходящий миг,
Но пьёт так жадно златокудрый лик
Янтарных солнц, просвеченный сквозь просинь.
Такие дни под старость дарит осень...
20 ноября 1926
CORONA ASTRALIS
(Звездный венок (лат.))
ВЕНОК СОНЕТОВ
В мирах любви - неверные кометы, -
Закрыт нам путь проверенных орбит!
Явь наших снов земля не истребит, -
Полночных солнц к себе нас манят светы.
Ах, не крещен в глубоких водах Леты
Наш горький дух, и память нас томит.
В нас тлеет боль внежизненных обид -
Изгнанники, скитальцы и поэты!
Тому, кто зряч, но светом, дня ослеп,
Тому, кто жив и брошен в темный склеп
Кому земля - священный край изгнанья,
Кто видит сны и помнит имена, -
Тому в любви не радость встреч дана,
А темные восторги расставанья!
Август 1909
Коктебель
I
В мирах любви неверные кометы,
Сквозь горних сфер мерцающий стожар -
Клубы огня, мятущийся пожар,
Вселенских бурь блуждающие светы, -
Мы вдаль несем... Пусть темные планеты
В нас видят меч грозящих миру кар, -
Мы правим путь свой к солнцу, как Икар,
Плащом ветров и пламени одеты.
Но странные, - его коснувшись, - прочь
Стремим свой бег: от солнца снова в ночь -
Вдаль, по путям парабол безвозвратных...
Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит
В багровой тьме закатов незакатных...
Закрыт нам путь проверенных орбит!
II
Закрыт нам путь проверенных орбит,
Нарушен лад молитвенного строя...
Земным богам земные храмы строя,
Нас жрец земли земле не причастит.
Безумьем снов скитальный дух повит.
Как пчелы мы, отставшие от роя!..
Мы беглецы, и сзади наша Троя,
И зарево наш парус багрянит.
Дыханьем бурь таинственно влекомы,
По свиткам троп, по росстаням дорог
Стремимся мы. Суров наш путь и строг.
И пусть кругом грохочут глухо громы,
Пусть веет вихрь сомнений и обид, -
Явь наших снов земля не истребит!
Ill
Явь наших снов земля не истребит:
В парче лучей истают тихо зори,
Журчанье утр сольется в дневном хоре,
Ущербный серп истлеет и сгорит,
Седая зыбь в алмазы раздробит
Снопы лучей, рассыпанные в море,
Но тех ночей, разверстых на фаворе,
Блеск близких Солнц в душе не победит.
Нас не слепят полдневные экстазы
Земных пустынь, ни жидкие топазы,
Ни токи смол, ни золото лучей.
Мы шелком лун, как ризами, одеты,
Нам ведом день немеркнущих ночей, -
Полночных Солнц к себе нас манят света.
IV
Полночных Солнц к себе нас манят светы...
В колодцах труб пытливый тонет взгляд.
Алмазный бег вселенные стремят:
Системы звезд, туманности, планеты,
От Альфы Пса до Веги и от Беты
Медведицы до трепетных Плеяд -
Они простор небесный бороздят,
Творя во тьме свершенья и обеты.
О, пыль миров! О, рой священных пчел!
Я исследил, измерил, взвесил, счел,
Дал имена, составил карты, сметы...
Но ужас звезд от знанья не потух.
Мы помним все: наш древний, темный дух,
Ах, не крещен в глубоких водах Леты!
V
Ax, не крещен в глубоких водах Леты
Наш звездный дух забвением ночей!
Он не испил от Орковых ключей,
Он не принес подземные обеты.
Не замкнут круг. Заклятья не допеты...
Когда для всех сапфирами лучей
Сияет день, журчит в полях ручей, -
Для нас во мгле слепые бродят светы,
Шуршит тростник, мерцает тьма болот,
Напрасный ветр свивает и несет
Осенний рой теней Персефонеи,
Печальный взор вперяет в ночь Пелид...
Но он еще тоскливей и грустнее,
Наш горький дух... И память нас томит.
VI
Наш горький дух... (И память нас томит...)
Наш горький дух пророс из тьмы, как травы,
В нем навий яд, могильные отравы.
В нем время спит, как в недрах пирамид.
Но ни порфир, ни мрамор, ни гранит
Не создадут незыблемей оправы
Для роковой, пролитой в вечность лавы,
Что в нас свой ток невидимо струит.
Гробницы Солнц! Миров погибших Урна!
И труп луны и мертвый лик Сатурна -
Запомнит мозг, и сердце затаит
В крушеньях звезд рождалась мысль и крепла,
Но дух устал от свеянного пепла, -
В нас тлеет боль внежизненных обид!
VII
В нас тлеет боль внежизненных обид.
Томит печаль, и глухо точит пламя,
И всех скорбей развернутое знамя
В ветрах тоски уныло шелестит.
Но пусть огонь и жалит, и язвит
Певучий дух, задушенный телами, -
Лаокоон, опутанный узлами
Горючих змей, напрягся... и молчит.
И никогда ни счастье этой боли,
Ни гордость уз, ни радости неволи,
Ни наш экстаз безвыходной тюрьмы
Не отдадим за все забвенья Леты!
Грааль скорбей несем по миру мы, -
Изгнанники, скитальцы и поэты!
VIII
Изгнанники, скитальцы и поэты, -
Кто жаждал быть, но стать ничем не смог...
У птиц - гнездо, у зверя - темный лог,
А посох - нам и нищенства заветы.
Долг не свершен, не сдержаны обеты,
Не пройден путь, и жребий нас обрек
Мечтам всех троп, сомненьям всех дорог...
Расплескан мед, и песни не допеты.
О, в срывах воль найти, познать себя
И, горький стыд смиренно возлюбя,
Припасть к земле, искать в пустыне воду,
К чужим шатрам идти просить свой хлеб,
Подобным стать бродячему рапсоду -
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп.
IX
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп, -
Смысл голосов, звук слов, событий звенья,
И запах тел, и шорохи растенья, -
Весь тайный строй сплетений, швов и скреп
Раскрыт во тьме. Податель света - Феб
Дает слепцам глубинные прозренья.
Скрыт в яслях Бог. Пещера заточенья
Превращена в Рождественский Вертеп.
Праматерь-ночь, лелея в темном чреве
Скупым Отцом ей возвращенный плод,
Свои дары избраннику несет -
Тому, кто в тьму был Солнцем ввергнут в гневе,
Кто стал слепым игралищем судеб,
Тому, кто жив и брошен в темный склеп.
Х
Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Видны края расписанной гробницы:
И Солнца челн, богов подземных лица,
И строй земли: в полях маис и хлеб,
Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп,
В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы,
Так видит он из складок плащаницы
И смену дней, и ход людских судеб.
Без радости, без слез, без сожаленья
Следить людей напрасные волненья,
Без темных дум, без мысли 'почему?',
Вне бытия, вне воли, вне желанья,
Вкусив покой, неведомый тому,
Кому земля - священный край изгнанья.
XI
Кому земля священный край изгнанья,
Того простор полей не веселит.
Но каждый шаг, но каждый миг таит
Иных миров в себе напоминания.
В душе встают неясные мерцанья,
Как будто он на камнях древних плит
Хотел прочесть священный алфавит
И позабыл понятий начертанья.
И бродит он в пыли земных дорог, -
Отступник-жрец, себя забывший бог,
Следя в вещах знакомые узоры.
Он тот, кому погибель не дана,
Кто, встретив смерть, в смущенье клонит взоры,
Кто видит сны и помнит имена.
XII
Кто видит сны и помнит имена,
Кто слышит трав прерывистые речи,
Кому ясны идущих дней предтечи,
Кому поет влюбленная волна;
Тот, чья душа землей убелена,
Кто бремя дум, как плащ, приял на плечи,
Кто возжигал мистические свечи,
Кого влекла Изиды пелена,
Кто не пошел искать земной услады
Ни в плясках жриц, ни в оргиях Менад,
Кто в чашу нег не выжал виноград,
Кто, как Орфей, нарушив все преграды,
Все ж не извел родную тень со дна, -
Тому в любви не радость встреч дана.
XIII
Тому в любви не радость встреч дана,
Кто в страсти ждал не сладкого забвенья,
Кто в ласках тел не ведал утоленья,
Кто не испил смертельного вина.
Страшится он принять на рамена
Ярмо надежд и тяжкий груз свершенья,
Не хочет уз и рвет живые звенья,
Которыми связует нас Луна.
Своей тоски - навеки одинокой,
Как зыбь морей пустынной и широкой,
Он не отдаст. Кто оцет жаждал - тот
И в самый миг последнего страданья,
Не мирный путь блаженства изберет,
А темные восторги расставанья.
XIV
А темные восторги расставанья,
А пепел грез, и боль свиданий - нам.
Нам не ступать по синим лунным льнам,
Нам не хранить стыдливого молчанья.
Мы шепчем всем ненужные признанья,
От милых рук бежим к обманным снам,
Не видим лиц и верим именам,
Томясь в путях напрасного скитанья.
Со всех сторон из мглы глядят на нас
Зрачки чужих, всегда враждебных глаз,
Ни светом звезд, ни солнцем не согреты,
Стремя свой путь в пространствах вечной тьмы,
В себе несем изгнанье мы -
В мирах любви неверные кометы!
Август 1909
Коктебель
ДОМ ПОЭТА
Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
В прохладных кельях, беленных известкой,
Вздыхает ветр, живёт глухой раскат
Волны, взмывающей на берег плоский,
Полынный дух и жёсткий треск цикад.
А за окном расплавленное море
Горит парчой в лазоревом просторе.
Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины.
Земля могил, молитв и медитаций -
Она у дома вырастила мне
Скупой посев айлантов и акаций
В ограде тамарисков. В глубине,
За их листвой, разодранной ветрами,
Скалистых гор зубчатый окоём
Замкнул залив алкеевым стихом,
Асимметрично-строгими строфами.
Здесь стык хребтов Кавказа и Балкан,
И побережьям этих скудных стран
Великий пафос лирики завещан
С первоначальных дней, когда вулкан
Метал огонь из недр глубинных трещин
И дымный факел в небе потрясал.
Вон там - за профилем прибрежных скал,
Запечатлевшим некое подобье
(Мой лоб, мой нос, ощёчье и подлобье), -
Как рухнувший готический собор,
Торчащий непокорными зубцами,
Как сказочный базальтовый костёр,
Широко вздувший каменное пламя,
Из сизой мглы, над морем вдалеке
Встаёт стена... Но сказ о Карадаге
Не выцветить ни кистью на бумаге,
Не высловить на скудном языке.
Я много видел. Дивам мирозданья
Картинами и словом отдал дань...
Но грудь узка для этого дыханья,
Для этих слов тесна моя гортань.
Заклёпаны клокочущие пасти.
В остывших недрах мрак и тишина.
Но спазмами и судорогой страсти
Здесь вся земля от века сведена.
И та же страсть, и тот же мрачный гений
В борьбе племён и смене поколений.
Доселе грезят берега мои
Смолёные ахейские ладьи,
И мёртвых кличет голос Одиссея,
И киммерийская глухая мгла
На всех путях и долах залегла,
Провалами беспамятства чернея.
Наносы рек на сажень глубины
Насыщены камнями, черепками,
Могильниками, пеплом, костяками.
В одно русло дождями сметены
И грубые обжиги неолита,
И скорлупа милетских тонких ваз,
И позвонки каких-то пришлых рас,
Чей облик стёрт, а имя позабыто.
Сарматский меч и скифская стрела,
Ольвийский герб, слезница из стекла,
Татарский глёт зеленоватобусый
Соседствует с венецианской бусой.
А в кладке стен кордонного поста
Среди булыжников оцепенели
Узорная турецкая плита
И угол византийской капители.
Каких последов в этой почве нет
Для археолога и нумизмата -
От римских блях и эллинских монет
До пуговицы русского солдата!..
Здесь, в этих складках моря и земли,
Людских культур не просыхала плесень -
Простор столетий был для жизни тесен,
Покамест мы - Россия - не пришли.
За полтораста лет, с Екатерины,
Мы вытоптали мусульманский рай,
Свели леса, размыкали руины,
Расхитили и разорили край.
Осиротелые зияют сакли,
По скатам выкорчеваны сады.
Народ ушёл. Источники иссякли,
Нет в море рыб,
В фонтанах нет воды.
Но скорбный лик оцепенелой маски
Идёт к холмам Гомеровой страны,
И патетически обнажены
Её хребты, и мускулы, и связки.
Но тени тех, кого здесь звал Улисс,
Опять вином и кровью напились
В недавние трагические годы.
Усобица, и голод, и война,
Крестя мечом и пламенем народы,
Весь древний Ужас подняли со дна.
В те дни мой дом, слепой и запустелый,
Хранил права убежища, как храм,
И растворялся только беглецам,
Скрывавшимся от петли и расстрела.
И красный вождь, и белый офицер -
фанатики непримиримых вер -
Искали здесь, под кровлею поэта,
Убежища, защиты и совета.
Я ж делал всё, чтоб братьям помешать
Себя губить, друг друга истреблять,
И сам читал в одном столбце с другими
В кровавых списках собственное имя.
Но в эти дни доносов и тревог
Счастливый жребий дом мой не оставил.
Ни власть не отняла, ни враг не сжёг,
Не предал друг, грабитель не ограбил.
Утихла буря. Догорел пожар.
Я принял жизнь и этот дом как дар
Нечаянный - мне вверенный судьбою,
Как знак, что я усыновлён землёю.
Всей грудью к морю, прямо на восток,
Обращена, как церковь, мастерская.
И снова человеческий поток
Сквозь дверь её течёт, не иссякая.
Войди, мой гость, стряхни житейский прах
И плесень дум у моего порога...
Со дна веков тебя приветит строго
Огромный лик царицы Таиах.
Мой кров - убог. И времена - суровы.
Но полки книг возносятся стеной.
Тут по ночам беседуют со мной
Историки, поэты, богословы.
И здесь их голос, властный, как орган,
Глухую речь и самый тихий шёпот
Не заглушит ни южный ураган,
Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот.
Мои ж уста давно замкнуты... Пусть!
Почётней быть твердимым наизусть
И списываться тайно и украдкой,
При жизни быть не книгой, а тетрадкой.
И ты, и я - мы все имели честь
'Мир посетить в минуты роковые'
И стать грустней и зорче, чем мы есть.
Я не изгой, а пасынок России.
Я в эти дни - немой её укор.
Я сам избрал пустынный сей затвор
Землёю добровольного изгнанья,
Чтоб в годы лжи, падений и разрух
В уединенье выплавить свой дух
И выстрадать великое познанье.
Пойми простой урок моей земли:
Как Греция и Генуя прошли,
Так минет всё - Европа и Россия.
Гражданских смут горючая стихия
Развеется... Расставит новый век
В житейских заводях иные мрежи...
Ветшают дни, проходит человек,
Но небо и земля - извечно те же.
Поэтому живи текущим днём.
Благослови свой синий окоём.
Будь прост, как ветр, неистощим, как море,
И памятью насыщен, как земля.
Люби далёкий парус корабля
И песню волн, шумящих на просторе.
Весь трепет жизни всех веков и рас
Живёт в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.
25 декабря 1926
|
; "Герб Крыма")
Полезные советы собирающимся провести свой отдых в Крыму
