Капитан Яни лежит у костра, смотрит на гору.

- Как камбала, капитан Яни?

- А, чатра-патра... Плохо, неплохо! Куда идешь?

- В Карадаг. Там, говорят, в сегодняшнюю ночь слышен звон.

- Энас нэ аллос охи. Один слышит, другой - нет.

- Откуда звон? Из Кизильташа?

Капитан Яни отворачивается, что-то шепчет.

- Оттуда, - показывает он на море. - Может быть, даже из Стамбула.

Мы некоторое время молчим, и я смотрю на Карадаг.

Отвесными спадами и пропастями надвинулся Карадаг на берег моря, точно хотел задавить его своей громадой и засыпать тысячью подводных скал и камней.

Как разъяренная, бросается волна к подножью горного великана, белой пеной вздымается на прибрежные скалы и в бессилии проникнуть в жилище земли сбегает в морские пучины.

Капитан Яни подбрасывает в костер сушняку и крутит папироску.

Я ложусь на песок рядом с ним.

- А ты сам слышал?

- Когда слышал, когда нет.

Темнеет. Черной дымкой подернулся Отузский залив; черной мантией укрывает Карадаг глубины своих пропастей.

Капитан Яни медленно говорит, вставляя в речь греческие слова, и я слушаю под шум прибоя рассказ старого рыбака.

Слушаю о том, как под Карадагом был некогда город, и в залив входили большие корабли из далеких стран.

- Хроня, хроня! Как бежит время.

И как там, где ползет желтый шиповник, был прежде монастырь.

Бедный монастырь; такой бедный, что не на что было купить колоколов.

- Какомири! Какомири! Бедняки были. Тогда в Судаке жил Стефан.

- Агиос Стефанос.

И просили монахи святого Стефана помочь им, но был беден Стефан и не мог помочь.

Был беден, но смел, не боялся сказать правду даже знатным и богатым.

Не любили его за это царь и правители, и вызвали на суд в Стамбул.

В самую пасхальную ночь увозили его на корабле. Плыл корабль мимо Карадага, и вспомнил святой монахов. Вспомнил и стал благословлять монастырь.

А в монастырь к заутрени прибыл из города Анастас астимос, Анастас правитель.

Знали и боялись Анастаса на сто верст кругом.

- Фоверос антропос! Никому не давал пощады.

В те времена в стране был обычай - кто под Пасху оставался в тюрьме - того отпускали на свободу.

Не хотел Анастас исполнить обычай, велел потуже набить колодки заключенным.

- Ти антропос! Вот был человек!

Узнал об этом игумен и не велел начинать службы.

- Ти трехи? В чем дело, - спрашивал Анастас монахов.

Боялись монахи сказать, но все-же сказали.

- Ох, строгий игумен. Не начнет, если сказал. Отпусти людей из тюрьмы.

Вскипел гневом Анастас, схватился за меч.

- Не идет в церковь, так я сам пойду за ним.

Выше церкви было кладбище. Еще теперь можно найти могилы.

Только подошел Астимос к кладбищу - зашевелились могильные плиты.

Отшатнулся Анастас, опустил меч: отнялись у него ноги; не смог идти дальше.

- Анастаси каме! Анастас, сделай, - сказал чей-то голос.

Может быть, было не так, но так говорят.

- Пиос ксеври! Кто знает!

Подошел к Анастасу игумен, упал перед ним на колени Анастас, обещал сделать по обычаю.

Открыл игумен церковную дверь, и запели монахи.

- Христос анести ек некрон.

Дошел голос их до Стефана и ответил он:

- Алифос анести. Воистину воскресе! Но не услышали монахи, а по молитве святого донесся до них откуда-то перезвон колоколов.

- Тавма! Чудо случилось, и объяснил игумен людям это чудо.

С тех пор, сколько ни прошло лет, всегда в ночь на Пасху слышен в Карадаге Стефанов звон.

Точно издалека приходит, точно вдаль уходит.

Догорел костер; замолчал старый рыбак.

Должно быть пришла полночь. Сейчас зазвонят. Прислушался капитан Яни.

- Акус? - Ты слышишь?

И мне показалось, что слышу.